О македонских сариссах и средневековых пиках.

    На одном из форумов, посвященных античности и средневековью, разгорелась интересная дискуссия по теме, вынесенной мной в заголовок. Дискуссия эта особенно интересна тем, что оппоненты хорошо владеют материалом. Позволю себе высказать несколько соображений по заявленной теме, тем более, что развитие тактики пехотного боя с применением пики, как минимум, дважды в европейской истории приводило к революционным изменениям в области военного искусства.
    Большинство военных историков приписывают Филиппу II изобретение пехотной пики-сариссы (некоторые исследователи усматривают в этом даже главный смысл военных реформ указанного базилевса), которая, согласно свидетельствам Теофраста и Полибия, имела длину в пределах 4,5 и 6,3 м. Вместе с тем существует мнение ,что перевооружая армию длинными пиками, Филипп копировал уже сложившуюся практику применения сарисс наиболее мощной военной системой Балканской Греции, армией Беотийского союза.
    Первое удлинение гоплитского копья (стандартная длина 2,3м) произошло в ходе военных реформ афинского полководца Ификрата (первая четверть IV в. до н.э.), когда на вооружение фалангитов поступили 3,6 –метровые копья. Представляется весьма вероятным, что беотархи Эпаминонд и Пелопид, готовясь к схватке с опытной спартанской армией, снабдили своих бойцов еще более длинными пиками. Филипп, живший в Фивах несколько лет и впитавший в себя все военные инновации непобедимых беотийцев, в последствии вооружил подобными пиками македонских педзетайров.
    Следует оговориться, что факт удлинения копья сам по себе не всегда свидетельствует о прогрессе боевого потенциала той или иной армии и высокой степени мастерства возглавляющего его полководца. Зачастую военачальник, начинающий подобную «реформу», признает определенную ущербность своих бойцов, которые не могут сражаться на равных в ближнем бою с более стойким противником. Длинное же оружие увеличивает дистанцию между врагами, позволяя более слабому первым нанести удар, оставаясь при этом в относительной безопасности за щетиной копий, выставленных его многочисленными соратниками.
    Думается, что именно подобными соображениями руководствовался афинянин Ификрат, оценивая бесперспективность открытого противостояния своих сограждан с непобедимыми спартанцами. Чтобы уровнять шансы, Ификрат удлинил гоплитские копья и дополнил фалангу отрядами пелтастов.
    Молодой армии беотийского союза также предстояло сразиться со  спартанцами, освоившему к тому моменту ификратовские новинки. Поэтому Эпоминонд с Пелопидом снабдили своих фалангитов еще более длинными сариссами. Показательно, что как Ификрат при Лехее, так и Эпоминонд при Левктрах и Мантинее, отводили собственным фалангам крайне пассивную роль. Гоплиты, прикрывшись завесой длинных копий, просто «держали фронт», в то время как элитные части делали основную работу. (Примечание. В качестве рабочей гипотезы можно рассмотреть предположение, согласно которому слабая боевая выучка римских новобранцев времен архаики, которая отчасти компенсировалась главным компонентом их вооружения, длинным копьем-гастой, акцентировалась названием этих наименее подготовленных бойцов –гастаты. Впоследствии римская армия прошла через несколько этапов перевооружения, однако название «гастаты» сохранялось за новобранцами достаточно долго.)
     Фалангиты Филиппа Македонского не стали исключением. Все, что от них требовалось –это связать противника боем и дождаться конца сражения, судьбу которого решали их более мобильные и обученные соратники. Так как македоняне традиционно были сильны своей кавалерией, то Филипп, приспосабливая фиванскую тактику к родным условиям, сделал основную ставку на тяжелую конницу. Сомкнутые илы гетайров явились прообразом фиванского эмболона.
    Тем не менее, увеличение «дистанции безопасности» за счет удлинения наступательного вооружения не всегда предохраняло снабженную пиками фалангу от опытного и агрессивного противника. Сокрушительное поражение македонской армии в битве при Киноскефалах (197г. до н.э.) наглядно это продемонстрировало. Показательно, что «взятые во фланг» фалангиты, вооруженные к тому времени уже 7 –метровыми  сариссами, даже не пытались оказать римлянам вооруженного сопротивления в ближнем бою.
    Что до маневра тяжелой пехоты, вооруженной сариссами. Прежде всего, следует учитывать качество «солдатского материала», который был разным: фалангиты ФилиппаII, закаленные постоянными тренировками и походами, очевидно, отличались в лучшую сторону от своих коллег времен ФилиппаV. Можно предположить, что педзетайры ФилиппаII и Александра Великого, привыкшие эффективно сражаться в горной местности и форсировать реки (вспомним Граник и Ис), с боем захватывая плацдармы, при Пидне и Киноскефалах оказали бы гораздо более ожесточенное сопротивление, нежели это сделали их потомки.
    Для лучшего понимания тактических возможностей македонской фаланги времен ФилиппаII и  его сына, следует вспомнить ее организационную модель. Организационная структура македонской армии, установленная, возможно, в период правления АлександраII, копировала греческие аналоги. Позднейшие свидетельства указывают на то, что в македонской пехоте была принята количественная система кратных восьмерок. Это согласуется с данными Фукидида относительно организации лакедемонской армии в первой битве при Мантинее (418г. до н.э.) :
    «…в каждом лохе было четыре пентекостии и при том в пентекостии было четыре эномотии. И четверо из эномотии сражалось в первой шеренге. По глубине же они построились не все одинаково, но как решил каждый лохаг, а, вообще, они встали по восемь.»
    К середине IV в. до н.э. подобная система в ряде греческих армий, в том числе и спартанской, не практиковалась. Стратеги предпочитали увеличивать глубину фаланги до 12 (как лакедемоняне), а на направлении главного удара до 24 и 48 (как беотийцы) шеренг. Остается предположить, что описанная Фукидидом организационная структура частично сохранилась в беотийском войске и повлияла на военные преобразования ФилиппаII, начатые им, возможно, во времена правления его брата Пердикки, с которым будущий македонский реформатор провел не один военный поход. На архаичные черты македонской пехоты указывала также сохранившаяся в ней терминология. Например, низшую административную единицу фаланги традиционно именовали декасом (производное от «десятка»), что не соответствовало реальному количеству бойцов.
    Филипп, ставший в период фиванского заложничества  свидетелем поразительных военных успехов Беотийской лиги, решил, прежде всего, увеличить глубину построения македонской фаланги путем удваивания рядов. Так возникла базовая пехотная единица из 16 фалангитов, сохранившая архаичное название декаса. Командиром декаса являлся декадарх, стоявший во главе ряда, командиром полуряда (димойрии) был димойрит. Каждый полуряд замыкался урагами, которые, согласно Арриану, после очередной военной реформы Александра Великого (323г. до н.э.) получили название декастатеров.
    На походе македонская пехота использовала т.н. дифалангу, т.е. двойную фалангу, идущую двумя колоннами. При этом, декадархи (они же протостаты, т.е. впередистоящие, в эллинистических армиях получившие название «лохаги») могли располагаться на внутренних сторонах дифаланги (ураги, соответственно, располагались на внешних сторонах), на внешних, на правых и на левых сторонах. Перестроение дифаланги в боевой порядок осуществлялось путем взаимного захождения правого и левого крыла, формирующих общий фронт. Фаланга могла, также, образовывать каре и менять направление фронта путем как захождений, так и индивидуальных разворотов и контр-маршей «чтобы ураг стал лохагом, а лохаг ушел на место урага».
   Арриан оставил прекрасное описание высоких маневренных качеств Армии Александра Македонского. «Александр выстроил свой отряд фалангой в 120 рядов глубиной. На каждом крыле он поставил по 200 всадников и приказал молча и стремительно выполнять приказы. Сначала он велел гоплитам поднять копья прямо вверх; затем по знаку взять их наперевес, а после тесно сомкнуть их и склонить направо и затем налево. Стремительно двинув фалангу вперед, он велел солдатам делать повороты то направо, то кругом, то налево. Произведя таким образом в течение короткого времени разные маневры и построения, он повернул фалангу влево, выстроил ее клином и повел на врага.»
* * *
        Несколько замечаний по поводу использования пики средневековой пехотой. Хронист Вальтер Хемингбургский, повествуя о Фолкеркском сражении (1298г.), впервые для обозначения боевого построения шотландской пехоты использовал название «шилтрон» ( schiltron, schiltrum, т.е. кольцо, круг, щит, мышцы на руках и ногах), чем обрек современных военных историков на затяжную дискуссию.
    Тактическое построение шотландской пехоты –шилтрон –представляло собой сомкнутую массу воинов, образующих, судя по всему, полый круг (ронд) или квадрат (каре). Имеются данные о том, что бойцы шилтрона выстраивались в шесть шеренг, первые три из которых состояли из отборных солдат, вооруженных «двенадцатифутовыми» пиками. После отражения кавалерийской атаки, шилтроны, вероятно, могли разворачиваться в линию и, образовав единую фалангу, наносить контрудар. Впрочем, при Фолкерке шотландская пехота вряд ли обладала необходимой выучкой для совершения столь сложных маневров. Средневековый шотландский бард Джон Барбур в своей эпической поэме «Брюс» дал впечатляющее описание шилтронов в бою:
«Их копья острие к острию так густы,
И стремятся сомкнуться, смотри, вот какова сталь,
Как замок с каменными стенами стоят они.»
    Считается, что швейцарцы в массовом порядке приняли на вооружение пехотную пику после неудачного для себя сражения при Арбедо (1422г.). В битве при Монлери (1465г.), воюя на стороне Карла Смелого, швейцарцы продемонстрировали преимущества пехотного строя, вооруженного пиками. Объединенные в тройки (пикинер, кулевринер и арбалетчик), швейцарцы, по словам Оливье де Ла Марша, «столь искусны были в военном ремесле, что при надобности выручали друг друга.» Бургундский герцог принял на вооружение эту тактическую модель, для начала распространив ее на контингенты фламандских ополченцев, приученных к сомкнутым построениям и длинному древковому оружию со времен своей славной победы при Куртре (1302г.). Жан де Ваврен описал строевые учения фламандских пикинеров во время смотра бургундской армии в марте 1471г. под Амьеном: «От каждого кастеляна прибыли один или два человека, дабы командовать этими пикинерами, каждые десять из которых имели своего дизанье, коему повиновались. Эти пикинеры выстраиваются в очень удобный порядок, размещая пику меду двумя стрелками, дабы воспрепятствовать стремительному натиску конницы, пытающейся нарушить их строй, и поражая пикой грудь лошади, которая, конечно же, погибнет.»
    Подобное построение было взято на вооружение регулярной пехотой бургундской армии и продублировано в «полевом уставе» 1473г.: «Пикинеры должны быть обучены вставать в сомкнутом строю перед упомянутыми стрелками, опускаться на колени в шаге от них, удерживая пики на уровне спины лошади таким образом, чтобы стрелки могли стрелять поверх упомянутых пикинеров, точно через стену. Таким образом, если пикинеры видят, что враги ломают строй, и они при этом находятся поблизости, то должны атаковать их в хорошем порядке согласно своим приказам. /Стрелки должны, также, обучаться/ выстраиваться спиной друг к другу или квадратом, или кругом, всегда с пикинерами впереди, дабы противостоять атаке вражеских кавалеристов, и держать при этом пажей с лошадьми в середине строя.» 
    Сам Карл Смелый, описывая сражение при Нейсе (1475г.) указал: «Среди пикинеров располагались стрелки группами по четыре, так, чтобы в каждой группе пикинер был перед лучниками.»
    Впрочем, тонкая линия пикинеров, как показали последующие сражения Бургундских войн, не могла эффективно противостоять массированному удару более плотных пехотных построений, подобных швейцарским баталиям. Последние, в свою очередь, стали прекрасными мишенями для вражеских артиллеристов и стрелков. В сражениях при Грансоне и Муртене удачные выстрелы бургундских пушкарей производили страшные опустошения в рядах конфедератов. Хроники тех лет пестрят описаниями снесенных ядрами голов или разорванных надвое тел «так, что ноги всадника оставались в стременах».
    Дальнейшее развитие артиллерии и стрелкового оружия лишь усугубило положение бойцов, ведущих бой по швейцарским лекалам. Так, в битве при Равенне (1512г.), согласно сообщению знаменитого участника событий Пьера Баярда, одно французское ядро повергло на землю сразу 33 испанских жандарма. При этом, сами французы, стоящие в сомкнутых колоннах на расстоянии 200м от артиллерийских позиций противника, потеряли от огня испанцев и итальянцев свыше  2000 пехотинцев, а из 40 их офицеров первой линии уцелело лишь двое.
     В качестве иллюстраций для настоящей статьи высылаю миниатюры из «Хроник» Д. Шиллинга (Цюрихский и Люцернский списки), а так же гравюры начала XVIIв. Иллюстрация, изображающая приемы обращения с пикой, позволяет оценить возможности перестроений хорошо тренированных подразделений, бойцы коих были обучены проводить синхронные индивидуальные развороты и перемещения. Очевидно, что педзетайры Филиппа Македонского владели искусством обращения с сариссами не хуже пикинеров эпохи Ренессанса. Последнее предложение напомнило мне о некогда прочитанной книге А. Феррила , где автор, известный военный историк, привел умозрительную модель битвы при Ватерлоо, в которой Наполеона с его армией заменил Александр Македонский со своим античным войском. Применив Гавгамельскую диспозицию македонян и заранее условившись не  принимать в расчет фактор морального воздействия артиллерии, Феррил «сыграл» за Александра и наголову разгромил Веллингтона. Не скажу, что полностью разделяю выводы исследователя, однако, в качестве гимнастики для ума, предлагаю форумчанам умозрительно (или посредством солдатиков) смоделировать Ватерлоо-Гавгамелы. Подобные тренировки не вредят «научности» вопроса и позволяют более выпукло обозначить для себя сильные и слабые стороны той или иной эпохи.